Лебедев зафиксировал ДНК выпавшего ему хронотопа при помощи встречавшихся в его жизни тем и сюжетов: морское дело, Арктика, экология, тайга, наука...
Это настоящий «дальневосточный текст» - термин, имеющий право на существование по аналогии с московским, питерским или одесским текстами. У дальневосточного текста - свои особенности. В нём всегда прослеживается стремление в новое, неизведанное. Будь то море, север, тайга или непостижимые пространства человеческой мысли и духа.
Обязательный биографический пунктир. Анатолий Лебедев родился во Владивостоке в 1941 году. Окончил кораблестроительный факультет ДВПИ, причём диплом защищал на английском и сразу получил приглашение поработать за границей, от которого отказался и устроился на родной Дальзавод. Но в цеху не видно горизонта. И вот Лебедев – сам классный водолаз, чуть не ставший боевым пловцом, - уже командует аварийно-спасательной группой в Штабе морских операций Восточной Арктики. «Офис» - в Певеке, зона ответственности - от Тикси до Анадыря.
Затем - Магадан, где Лебедев работает художником, грузчиком, сотрудником проектного института...
- Тогда было настоящее паломничество в Магадан, на Чукотку. Там собирались бичи, философы, вольнодумцы, диссиденты, художники, поэты... Север был территорией свободы. Была романтика, были заработки, но была и особая атмосфера, - говорит Лебедев.
Потом – возвращение во Владивосток, работа на некогда знаменитом радио «Тихий океан», вещавшем на всю мировую акваторию. Лебедев пишет рассказы и повести, врастает в экологическую проблематику, работает в Тихоокеанском океанологическом институте ДВНЦ АН СССР...
В 1981 году в ныне покойном Дальиздате выходит повесть Лебедева «Рыцари моря», в 1987-м – сборник «По ту сторону праздника». Годом позже в центральном «Советском писателе» издан роман «Паковый лёд», описывающий освоение Севера ещё с довоенных времён.
Лебедев снимал кино на Дальтелефильме (покойном, как и Дальиздат), в перестройку был избран в краевой совет народных депутатов – тогда результаты выборов ещё не зависели от банковского счёта кандидата и влиятельности его куратора. Сегодня Анатолий Викторович – руководитель приморской общественной организации «БРОК», редактор журнала «Экология и бизнес», заслуженный эколог РФ. Это если коротко.
О чём он пишет? О Дальнем Востоке, о Севере, море, природе – это понятно, это верхний пласт. О призвании, о выборе, о месте человека в жизни – вот второй и, наверное, главный пласт.
Брался за разные жанры. Если «Рыцари моря», действие которых происходит в хорошо узнаваемых приморских ландшафтах, можно отнести к традиции «производственного романа», то «Риф Ранкадор» - уже фантастика.
Впрочем, тщательная жанровая идентификация не всегда имеет смысл, поскольку чревата сужением взгляда. Тот же «Ранкадор» родился во времена, когда умами властвовали Стругацкие и Лем, вдохновлявшие Андрея Тарковского. Эта фантастика – на самом деле суровый реализм, просто в иных, игровых декорациях. Всё – о нём, о человеке.
Ещё в 60-х Лебедев познакомился и подружился с Олегом Куваевым и писателями «куваевского» круга - Альбертом Мифтахутдиновым, Юрием Васильевым, Николаем Балаевым... Там же, на Севере, встречался и с канадским писателем-экологом Фарли Моуэтом (он упомянул Лебедева в книге The Siberians, не выходившей на русском).
Фамилия Куваева - своего рода пароль, система «свой – чужой». Именно «куваевская линия» - одна из важнейших у Лебедева. Тут дело не в подражании, хотя влияния Куваева на окружавших его литераторов отрицать нельзя, а скорее в настроенности на одну волну. Причём настроенности не искусственной, а органичной, бравшейся из самой жизни и бродяжьего характера, заставлявшего оставлять уютные города и ехать на Территорию, если воспользоваться терминологией Куваева (мы понимаем, что его «Территория» - больше, нежели реальная Чукотка).
Территория (и Акватория!) у них была одна. Лебедев жил в Певеке и Магадане вместе с героями Куваева. Поэтому у них много пересечений: «Тройной полярный сюжет» у Куваева и «Коса двух пилотов» у Лебедева, «Дом для бродяг» у Куваева и «Дом без окраин» у Лебедева...
Геофизику Куваеву и поэту от геологии академику Ферсману было свойственно глубинное понимание камня, его особой жизни. «Смерть — лишь переход из мира биологического в мир минералов», - говорит в куваевской «Территории» умирающий геолог. В лебедевском «По ту сторону праздника» мастер-камнерез говорит: «Камень мало кто понимает изнутри». А другой герой отвечает: «Наверно, тут надо самому стать камнем».
У Куваева Лебедев одолжил и Северстрой – так они зашифровали Дальстрой, «государство в государстве».
Но куда важнее лексических - другие, внутренние параллели. Понимание работы как религии – в этом Куваев и Лебедев тоже близки.
Последний роман Куваева назывался «Правила бегства».
- Эта книга содержала всё, чем жило наше поколение, и добавить что-то было трудно. Лишь спустя 20 лет собственных разочарований и открытий я решился написать свой роман о том же – «Дом без окраин», который был издан в 1994 году в Нью-Йорке русскоязычным издателем из Риги Габриэлем Валком. Сегодня я вижу, как плотно смыкаются даже названия этих книг, хотя параллели между ними - неявные, глубинные. Это поиск себя через познание мира, философия бегства на Север - от городской суеты к дикой и дивной природе, к дому, честности и вечности, - рассказывал мне Лебедев.
Ещё в 1990 году Лебедев писал о бегстве из городов от «беспредела потребительства». Причём не в Европу или Америку, не на Гоа (слова «даунфиштинг» ещё никто не знал), а – на Север, в тайгу, тундру... От «проблем» - к настоящим трудностям, к вопросам жизни и смерти, ответственности и долга; туда, где эти понятия ещё не истрепались, не прогнили, как в южном ненадёжном климате. Север - уже потому высшее благо, что допроявляет в человеке всё подлинно человеческое. Когда мы поймём, что северность России – не проклятие, а благословение? Что работа – это не только про деньги, но и про душу? Что природа – не только фотосинтез и красота, но и та самая «философия общего дела»?
- Когда вокруг тундра, и, чтобы выжить, нужно сопротивляться дикой природе, - это создаёт совершенно иной формат мироощущения, поведения, мышления, - говорит по этому поводу Лебедев.
«Земля носит разных людей, но Север отбирает немногих», - это Лебедев. А это уже Куваев, вернее кто-то из его героев: «Мороз людей человеками делает».
Ещё каких-то три-четыре десятилетия назад Дальний Восток воспринимался не как провинция, откуда надо поскорее «свалить», но как передовая. Это был русский практический экзистенциализм. Причём у движения на суровую слабоосвоенную периферию есть глубокие корни в нашей истории – можно вспомнить казаков, открывавших Сибирь, ссыльных, разного толка авантюристов... Они бежали от тяжёлого государственного дыхания, но - вот диалектика империи – в конечном счёте работали на это самое государство, укрепляли его, приращивали.
Писатели, фиксирующие «дальневосточный код», представляются мне этакими монахами-радистами, передающими в эфир на какой-то особой морзянке столь важный для нас и для будущего шифр. Нельзя его потерять. Из соображений не только летописного, но и, не побоюсь этого слова, воспитательного характера.
- Сегодня армия трудоспособных мужиков ради подачки от босса стоит годами в охране. А в наши с Куваевым, Пахмутовой и Высоцким времена героями были трудяги – монтажники, геологи, первопроходцы таёжных пространств... В советское время умели воспитать в молодых романтику, и это было здорово. На этом строились души, характеры, страна, - говорит Лебедев.
Сейчас почти некому писать о Севере и настоящей мужской работе. Работы не осталось? Мужиков? Читателей?
Пусть китобойный промысел ушёл в прошлое - китов жалко. Но то, чем жили челюскинцы, папанинцы, Чкалов, Водопьянов, Обручев, Куваев... – почему это тоже должно уйти? Потому что жизнь теперь - выстраивание зоны личного комфорта, где «я никому ничего не должен»? С этим я не соглашусь никогда. «Теперь другое время» - не более чем примитивная отговорка.
...Не всё ушло. Кое-что осталось.
Остались сами наши Территория и Акватория, выступающие и геологической, и культурной матрицей.
Остались и мы, ещё понимающие код Дальнего Востока. Значит, всё продолжается.